Говорят, он так и умер девственником, не нашедшим в себе силы побороть свои детские комплексы.
Ему рукоплескал высший свет и европейские государи, в его честь устраивались праздники и зажигалась иллюминация, но в этом ослепительном свете славы он так и не разглядел тонкий дрожащий лучик, зовущийся простым человеческим счастьем…
Стояла теплая весенняя ночь, когда широко известный к тому времени писатель Ганс Христиан Андерсен сел в дилижанс, отправляющийся в Италию. В карете было темно, но он прекрасно слышал женские голоса. Девушки шутливо сокрушались, что не могут увидеть своего спутника. Сказочник поддержал игру:
– А я вот точно знаю, что со мной здесь находятся прекрасные сказочные принцессы, в бездонных глазах которых может утонуть любой. Их шелковистые волосы струятся по нежным плечам, а алые губы горят ярче закатного солнца…
Девушки весело смеялись и поддакивали. Наконец, одна из них спросила:
– Вы так волшебно описали нас, а как выглядите вы?
Андерсен знал, что он некрасив. Это был долговязый, страшно застенчивый человек с маленькими, глубоко посаженными глазами и большим носом. По канонам красоты того времени он казался просто уродом, и лишь немногие эстеты находили его элегантным.
– О, я стройный и обаятельный молодой человек с душой, трепещущей от ожидания любви!
Так прошла ночь, а с первыми лучами зари Андерсен увидел вокруг себя нескольких милых девушек, одна из которых была прекрасна. Это была жительница Вероны Елена Гвиччиоли. Но это ровно ничего не значило: Андерсен всегда был уверен, что с такой дамой у него ничего не получится, и решил, что лучше придумать себе любовь, чем испытать ее в действительности. И тем не менее на следующее утро он явился к Елене с визитом:
– Сегодня я покидаю Верону, и пришел откланяться.
– Странно... Я, между прочим, скучала без вас,– невозмутимо сказала Елена.
Андерсен побледнел.
– Я вас узнала. Вы знаменитый сказочник и поэт. Никогда бы не подумала, что в жизни вы так боитесь сказок. У вас не хватает силы и смелости даже для короткой любви…
Она ждала, что писатель бросится опровергать ее слова, но этого не произошло.
– Ну что же, мой милый бродячий поэт, бегите. Но если вам когда-нибудь будет одиноко, мои двери всегда для вас открыты,– и она нежно его поцеловала.– Идите! И пусть бог поэзии простит вас.
Конечно же, он к ней не вернулся. Как не вернулся бы ни к одной другой. Такова была модель его отношений с женщинами: ему казалось, что они воспринимают его только как друга. И даже если он ошибался, отношения неминуемо рушились: в памяти сразу всплывали слова, брошенные ему когда-то одной девушкой и вложенные впоследствии в уста героини истории «Под ивою»: «Я всегда буду для тебя верною, любящею сестрою, но не больше!».
Королева прошлогоднего снега
Самой сильной привязанностью Андерсена была известная шведская певица Дженни Линд. Их знакомство состоялось во время ее гастролей в Копенгагене. Впервые увидев Дженни на ужине у друзей, писатель был поражен ее красотой и драматическим талантом. Ни одна певица или актриса никогда не производила на него столь сильного впечатления, как эта высокая стройная блондинка с огромными серыми глазами. «Я люблю!»– твердой рукой вывел 20 сентября 1843 года Андерсен в своем дневнике.
Но на самом деле они были просто родственными душами: их сжигала пламенная страсть! К искусству.
Дженни называла Андерсена братом и была большой поклонницей его таланта. Чувства же писателя были похожи на почтительную и восторженную любовь человека, который даже не допускает какой-либо мысли о взаимности и поклоняется прекрасной звезде, вдохновляющей его своим сиянием.
Ее сравнивали со Снежной королевой по холодности и со знаменитым сказочным Соловьем по чистоте голоса. Сама же она оставалась скорее невинной Гердой, готовой на самопожертвование ради того, что было ей в жизни дороже всего:
– Мы будем служить искусству. Только ему одному. Ради этого мы будем чисты, как первый снег,– сказала она ему однажды.– Да-да, как первый снег!..
Горячие музы ледяного гения
После того, как Дженни, выйдя замуж, нарушила свое обещание чистого служения искусству, Андерсен в очередной раз разочаровался в женщинах. Повторилась история его первой любви к Риборг Войт, разрушившейся из-за нерешительности писателя. Последнее письмо Риборг так и не было никем прочитано: после смерти Андерсена вместе с конвертом была найдена записка: «Сжечь, не вскрывая».
Не был он понят и следующей своей возлюбленной, молоденькой Луизой Коллин. Впечатленный нежностью девушки, утешавшей его после расставания с Риборг, Андерсен без памяти в нее влюбился и закидал любовными письмами. Когда Луиза поняла, что писателю ничего кроме эпистолярной романтики не нужно, она, дабы остановить поток пылких, но бесполезных посланий, сказала, что вся его корреспонденция, прежде чем попасть к ней, просматривается ее старшей замужней сестрой. В то время это была обычная практика, но Андерсен понял – это разрыв.
В его первой сказке «Цветы для маленькой Иды» есть сцена, навеянная отношениями с Луизой: кукла Софи отказалась танцевать с Курилкой, повернувшись к нему спиной. Так поступила и Луиза, вскоре вышедшая замуж за молодого перспективного юриста.
Удрученного любовными неудачами Андерсена уже не впечатляли шикарные дамы высшего света. Он стал завсегдатаем многочисленных итальянских и парижских борделей. Но его оскорбляло и унижало, когда кто-то из знакомых хотя бы в шутку намекал, что в публичный дом он ходит, вероятно, не для бесед о литературе. Какая ложь! У него и в мыслях не было ничего подобного. Горячие обнаженные куртизанки удивлялись и даже настаивали на близости, однако дальше приятных вежливых бесед с писателем у них никогда не заходило.
Непонятый гадкий утенок
«Она – единственная из моих работ, которая трогала меня самого»,– говорил Андерсен о своей «Русалочке». Современники же загадочно переглядывались: он никогда не отличался нежностью к девушкам, даже в своих книгах. «Палач отрубил ей ноги с красными башмаками – пляшущие ножки понеслись по полю и скрылись в чаще леса»,– читали они и удивлялись таким «сказкам». Ну, а когда стало известно, что прообразом милой девочки Дюймовочки стала маленькая горбатая Хенриетта Вульф, названая сестра Андерсена, о нем и вовсе поползли странные слухи.
В нем искали изъян, что-то, что могло объяснить его бесконечные неудачи с женщинами. Ему приписывали даже связь с Эдвардом Коллином, письма к которому Андерсена были столь же нежными и трогательными, как и к его сестре Луизе.
Вряд ли! Вот запись в дневнике, сделанная 29-летним Андерсеном: «Всепожирающие чувственные желания и внутренняя борьба... Я по-прежнему сохраняю невинность, но я весь в огне... Я наполовину больной. Счастлив тот, кто женат, и счастлив тот, кто хотя бы помолвлен…»
Дикий лебедь сказок
Великий сказочник боялся не только женщин. Его безумно страшили отравления, ограбления, соблазнения и сумасшествия, а еще собаки, потеря паспорта и смерть от руки убийц. Он даже возил с собой веревку, чтобы в случае пожара выбраться в окно. Он боялся погребения заживо, и, ложась спать, клал у постели записку «На самом деле я не умер». Он неделями переживал, что переплатил за билет или книгу и огорчался, что над ним смеются за глаза. Он боялся плохо получиться на фотографии и часами рассматривал свои снимки. Наконец, он боялся любви – настоящей, непридуманной, ради которой нужно было действовать, а не просто мечтать.
Был ли счастлив Ганс Христиан Андерсен? Едва ли. Хотел ли он что-то изменить? Отнюдь. Незадолго до смерти он сказал: «Я заплатил за сказки большую, непомерную цену. Я отказался ради них от личного счастья и пропустил то время, когда воображение должно было уступить место действительности».
Ему рукоплескал высший свет и европейские государи, в его честь устраивались праздники и зажигалась иллюминация, но в этом ослепительном свете славы он так и не разглядел тонкий дрожащий лучик, зовущийся простым человеческим счастьем…
Стояла теплая весенняя ночь, когда широко известный к тому времени писатель Ганс Христиан Андерсен сел в дилижанс, отправляющийся в Италию. В карете было темно, но он прекрасно слышал женские голоса. Девушки шутливо сокрушались, что не могут увидеть своего спутника. Сказочник поддержал игру:
– А я вот точно знаю, что со мной здесь находятся прекрасные сказочные принцессы, в бездонных глазах которых может утонуть любой. Их шелковистые волосы струятся по нежным плечам, а алые губы горят ярче закатного солнца…
Девушки весело смеялись и поддакивали. Наконец, одна из них спросила:
– Вы так волшебно описали нас, а как выглядите вы?
Андерсен знал, что он некрасив. Это был долговязый, страшно застенчивый человек с маленькими, глубоко посаженными глазами и большим носом. По канонам красоты того времени он казался просто уродом, и лишь немногие эстеты находили его элегантным.
– О, я стройный и обаятельный молодой человек с душой, трепещущей от ожидания любви!
Так прошла ночь, а с первыми лучами зари Андерсен увидел вокруг себя нескольких милых девушек, одна из которых была прекрасна. Это была жительница Вероны Елена Гвиччиоли. Но это ровно ничего не значило: Андерсен всегда был уверен, что с такой дамой у него ничего не получится, и решил, что лучше придумать себе любовь, чем испытать ее в действительности. И тем не менее на следующее утро он явился к Елене с визитом:
– Сегодня я покидаю Верону, и пришел откланяться.
– Странно... Я, между прочим, скучала без вас,– невозмутимо сказала Елена.
Андерсен побледнел.
– Я вас узнала. Вы знаменитый сказочник и поэт. Никогда бы не подумала, что в жизни вы так боитесь сказок. У вас не хватает силы и смелости даже для короткой любви…
Она ждала, что писатель бросится опровергать ее слова, но этого не произошло.
– Ну что же, мой милый бродячий поэт, бегите. Но если вам когда-нибудь будет одиноко, мои двери всегда для вас открыты,– и она нежно его поцеловала.– Идите! И пусть бог поэзии простит вас.
Конечно же, он к ней не вернулся. Как не вернулся бы ни к одной другой. Такова была модель его отношений с женщинами: ему казалось, что они воспринимают его только как друга. И даже если он ошибался, отношения неминуемо рушились: в памяти сразу всплывали слова, брошенные ему когда-то одной девушкой и вложенные впоследствии в уста героини истории «Под ивою»: «Я всегда буду для тебя верною, любящею сестрою, но не больше!».
Королева прошлогоднего снега
Самой сильной привязанностью Андерсена была известная шведская певица Дженни Линд. Их знакомство состоялось во время ее гастролей в Копенгагене. Впервые увидев Дженни на ужине у друзей, писатель был поражен ее красотой и драматическим талантом. Ни одна певица или актриса никогда не производила на него столь сильного впечатления, как эта высокая стройная блондинка с огромными серыми глазами. «Я люблю!»– твердой рукой вывел 20 сентября 1843 года Андерсен в своем дневнике.
Но на самом деле они были просто родственными душами: их сжигала пламенная страсть! К искусству.
Дженни называла Андерсена братом и была большой поклонницей его таланта. Чувства же писателя были похожи на почтительную и восторженную любовь человека, который даже не допускает какой-либо мысли о взаимности и поклоняется прекрасной звезде, вдохновляющей его своим сиянием.
Ее сравнивали со Снежной королевой по холодности и со знаменитым сказочным Соловьем по чистоте голоса. Сама же она оставалась скорее невинной Гердой, готовой на самопожертвование ради того, что было ей в жизни дороже всего:
– Мы будем служить искусству. Только ему одному. Ради этого мы будем чисты, как первый снег,– сказала она ему однажды.– Да-да, как первый снег!..
Горячие музы ледяного гения
После того, как Дженни, выйдя замуж, нарушила свое обещание чистого служения искусству, Андерсен в очередной раз разочаровался в женщинах. Повторилась история его первой любви к Риборг Войт, разрушившейся из-за нерешительности писателя. Последнее письмо Риборг так и не было никем прочитано: после смерти Андерсена вместе с конвертом была найдена записка: «Сжечь, не вскрывая».
Не был он понят и следующей своей возлюбленной, молоденькой Луизой Коллин. Впечатленный нежностью девушки, утешавшей его после расставания с Риборг, Андерсен без памяти в нее влюбился и закидал любовными письмами. Когда Луиза поняла, что писателю ничего кроме эпистолярной романтики не нужно, она, дабы остановить поток пылких, но бесполезных посланий, сказала, что вся его корреспонденция, прежде чем попасть к ней, просматривается ее старшей замужней сестрой. В то время это была обычная практика, но Андерсен понял – это разрыв.
В его первой сказке «Цветы для маленькой Иды» есть сцена, навеянная отношениями с Луизой: кукла Софи отказалась танцевать с Курилкой, повернувшись к нему спиной. Так поступила и Луиза, вскоре вышедшая замуж за молодого перспективного юриста.
Удрученного любовными неудачами Андерсена уже не впечатляли шикарные дамы высшего света. Он стал завсегдатаем многочисленных итальянских и парижских борделей. Но его оскорбляло и унижало, когда кто-то из знакомых хотя бы в шутку намекал, что в публичный дом он ходит, вероятно, не для бесед о литературе. Какая ложь! У него и в мыслях не было ничего подобного. Горячие обнаженные куртизанки удивлялись и даже настаивали на близости, однако дальше приятных вежливых бесед с писателем у них никогда не заходило.
Непонятый гадкий утенок
«Она – единственная из моих работ, которая трогала меня самого»,– говорил Андерсен о своей «Русалочке». Современники же загадочно переглядывались: он никогда не отличался нежностью к девушкам, даже в своих книгах. «Палач отрубил ей ноги с красными башмаками – пляшущие ножки понеслись по полю и скрылись в чаще леса»,– читали они и удивлялись таким «сказкам». Ну, а когда стало известно, что прообразом милой девочки Дюймовочки стала маленькая горбатая Хенриетта Вульф, названая сестра Андерсена, о нем и вовсе поползли странные слухи.
В нем искали изъян, что-то, что могло объяснить его бесконечные неудачи с женщинами. Ему приписывали даже связь с Эдвардом Коллином, письма к которому Андерсена были столь же нежными и трогательными, как и к его сестре Луизе.
Вряд ли! Вот запись в дневнике, сделанная 29-летним Андерсеном: «Всепожирающие чувственные желания и внутренняя борьба... Я по-прежнему сохраняю невинность, но я весь в огне... Я наполовину больной. Счастлив тот, кто женат, и счастлив тот, кто хотя бы помолвлен…»
Дикий лебедь сказок
Великий сказочник боялся не только женщин. Его безумно страшили отравления, ограбления, соблазнения и сумасшествия, а еще собаки, потеря паспорта и смерть от руки убийц. Он даже возил с собой веревку, чтобы в случае пожара выбраться в окно. Он боялся погребения заживо, и, ложась спать, клал у постели записку «На самом деле я не умер». Он неделями переживал, что переплатил за билет или книгу и огорчался, что над ним смеются за глаза. Он боялся плохо получиться на фотографии и часами рассматривал свои снимки. Наконец, он боялся любви – настоящей, непридуманной, ради которой нужно было действовать, а не просто мечтать.
Был ли счастлив Ганс Христиан Андерсен? Едва ли. Хотел ли он что-то изменить? Отнюдь. Незадолго до смерти он сказал: «Я заплатил за сказки большую, непомерную цену. Я отказался ради них от личного счастья и пропустил то время, когда воображение должно было уступить место действительности».
Комментариев нет:
Отправить комментарий